Они прошли; звук шагов затих, свет померк, опять воцарилась кромешная тьма.

Мною овладели самые ужасные предчувствия и тошнотворный страх. Чье тело я только что видел? Что это за место с каменными коридорами, где доктор Фу Манчи устроил свое логово? Хассан, будто предугадав, что я сейчас заговорю, прошипел:

— Т-с-с! — и повел меня дальше.

Наш путь лежал в ту сторону, откуда пришли люди с носилками, и в тот миг, когда мне показалось, что я различил слабый проблеск света впереди, раздался звук, прокатившийся гулким эхом по каменному переходу, звук, из-за которого я разом превратился в труса. Это был удар гонга!

Хассан замер и наклонился к моему уху.

— Это зовут меня, — прошептал он. — Надо идти. Слушайте внимательно. Прямо перед вами находится брешь, широкая и высокая. Внизу — река, очень далеко внизу. Но за этой брешью железная лестница. Поосторожнее, сэр. Там стоит баржа, вода поднимается. Если на барже кто-то окажется, стреляйте. Потом пройдите вброд или по илу до деревянных ступенек за носом баржи.

По зданию разнесся звук второго удара гонга.

— Скорее! — прошептал Хассан. — Скорее!

Он отпустил мою руку и ушел.

Перспектива была далеко не самой приятной, но я предпочитал сломать шею, нежели покориться участи пленника доктора Фу Манчи. Я направился к тусклому огоньку вдали, мысленно представил себе эту «брешь, широкую и высокую» и, не имея особого желания бросаться сломя голову в Темзу, рискнул зажечь фонарик. При виде открывшегося зрелища все мои надежды рухнули.

Это был старый склад. Проход вел к широкой двустворчатой двери, рядом с которой я увидел поржавевший подъемник. В каждой створке было по железной решетке, а сами двери были закрыты и заперты.

Я оказался в ловушке!

Вконец пав духом, я тем не менее подошел к дверям и подергал висячий замок. Он был крепкий. Холодный сырой воздух пробивался сквозь решетку, а я, потеряв всякую надежду, смотрел наружу. Ночь была до того темной, река лежала так далеко внизу, что я не смог бы ничего разглядеть, если бы мне не помогли прожектора. Темноту прорезали серебряные клинки, чертившие на небе изменчивый узор, который отражался в маслянистом зеркале реки далеко внизу.

Судя по расстоянию до зданий, смутно различимых на противоположном берегу, который я принял за берег графства Сэрри, я находился за мостами, среди причалов. Но этой ночью мощное сердце порта почти не билось. Лишь кое-где поблескивали размытые белые огоньки или красные фонари да слышался неясный гул, похожий на жужжание попавшего в сачок пчелиного роя, — обычная вагнеровская симфония Лондона. Вверху — ищущие лучи прожекторов, внизу — тихий шум промышленного города, над которым вот-вот промелькнет тень ястреба.

Издав сдавленный стон, я оглянулся и осмотрел коридор.

Чуть дальше того места, где, по моим расчетам, прятались мы с Хассаном, каменный пол пересекала полоска света. Надо было действовать немедленно. Я на цыпочках приблизился к этой полоске. Кроме опасений за собственную судьбу меня охватили самые невероятные дурные предчувствия. Что там со Смитом? Мне пришло в голову, что этот заброшенный склад расположен близ Лаймхауза, ведь именно там Риджент-канал впадает в Темзу.

По этому мрачному водному пути с его трубами и тоннелями меня транспортировали из дома в Риджент-парке… Тело, которое я видел на носилках, пронесли тем же маршрутом.

Я споткнулся, но сумел сдержать восклицание и мягко упал. В каменном настиле оказался провал; я затаился на месте, поскольку был в двух футах от полоски света и увидел, как ее пересекла какая-то тень! Там, откуда струился желтый свет, кто-то был.

Следующие несколько мгновений я, казалось, бесконечно долго терзался сомнениями. Но, судя по всему, меня не заметили. Осторожно перебирая руками, я попытался выяснить, что лежит между мной и источником света. Вскоре я все понял: я споткнулся и упал на квадратной каменной лестничной площадке, от которой вели ступеньки вниз к утопленной в камень двери. Свет сочился из зарешеченного окна рядом с этой дверью.

Очень осторожно я мало-помалу изменил позу, принял сидячее положение и, наконец, сумел заглянуть в похожую на подвал комнату, освещенную фонарем-«молнией», стоявшим на пустом ящике. Я заметил одну странную вещь. Сперва я не смог толком разобрать, что это такое, поскольку свет был очень тусклый, а угол зрения — весьма ограниченный, но потом увидел две лихорадочно суетившиеся жилистые руки. Они проворно выполняли какую-то непонятную работу. Я видел обнаженные кисти и предплечья, но голова и тело человека, которому они принадлежали, оставались вне поле зрения. Наконец тихий треск разрываемой ткани и какое-то шипение подсказали мне разгадку: человек зашивал бесформенный парусиновый узел.

Я утратил самообладание. В почти бесшумных движениях сильных рук этого человека было нечто неописуемо зловещее.

Кто он и что делает в подвале?

Соблюдая все предосторожности, я слегка передвинулся и сумел разглядеть, что за сверток зашивает этот парусных дел мастер.

В узле лежало человеческое тело!

Начав с ног, работник довел шов на парусиновом саване до уровня груди.

Я на миг закрыл глаза, стиснул зубы, потом опустился чуточку ниже. Тело лежало на громоздком верстаке, и я по-прежнему мог видеть лишь проворные руки и локти.

Зато я разглядел лицо мертвеца!!!

ГЛАВА VIII

ПОЛИЦЕЙСКИЙ УЧАСТОК В ЛАЙМХАУЗЕ

В тот миг, когда я впервые увидел лицо человека, которого зашивали в парусину, я заметил также, что его руки были сложены на груди.

Обе кисти были ампутированы.

Спазм гнева, отвращения, дурноты скрутил меня. Я уже почти извлек из кармана пистолет, но здравомыслие взяло верх. Я тихо сидел и наблюдал. Опуская голову дюйм за дюймом, я вскоре разглядел черты покрытого оспинами лица работника. Я видел эту ужасную маску и раньше: она принадлежала одному из головорезов-бирманцев доктора Фу Манчи. Желтый фонарь освещал глубоко запавшие глаза и черные впадины под острыми скулами.

Ш-ш! — шуршала нитка, протягиваемая сквозь парусину. — Ш-ш! Жилистые пальцы проворно выполняли привычную, видимо, работу. Я отринул прочь все страхи.

Мертвец оказался не Найландом Смитом, а доктором Остером.

Каким-то непонятным образом подручные доктора Фу Манчи притащили сюда тело из дома в Риджент-парке. Я подавил вздох облегчения. Движения бандита сопровождались гротескной пляской теней на стенах и своде подвала, а я, скорчившись, смотрел на изуродованные останки человека, которого застрелил.

Страхи, сменявшие друг друга, в итоге каким-то странным образом помогли мне обрести ясность мысли. Я просидел там не больше трех минут, составляя и отбрасывая один план за другим. Я по-прежнему считал, что лучше всего наброситься на бирманца, оглушить его и подождать прихода кого-нибудь, поскольку в одиночку «портной» явно не мог избавиться от тела. А уж тот, кто придет, будет вынужден под дулом пистолета отвести меня к выходу.

Привести этот план в действие мне так и не удалось.

Я уже прикидывал, сколько у меня шансов прорваться в дверь и без шума справиться с сильным противником, когда мое внимание привлек звук приближающихся легких шагов в том конце коридора, который я не обследовал. Я слишком замешкался. Теперь надо было действовать быстро, если я не хотел быть обнаруженным.

Повернувшись набок, я пополз вверх по ступенькам, на четвереньках добрался до верхнего коридора и забился в тень. Я едва успел спрятаться. Мимо меня упругой и быстрой поступью пантеры прошла гигантская фигура, облаченная в темные брюки и куртку; она спустилась по лестнице и исчезла в подвале, проскользнув не далее чем в двух ярдах от меня. Это был Хассан, белый нубиец!

Я встал, прижавшись спиной к холодной как лед стене, сжал в ладони пистолет и прислушался.

— Хозяин приказывает побыстрей прицепить груз. — Хассан говорил на своем странном английском, очевидно, единственном общем для них с бирманцем языке. — Надо двигаться быстро. Понесу его я. Ты понесешь лампу и откроешь дверь на реку.